Продолжение спасенного от забвения, доклада Майкла Крайтона в КалТехе от 2003 года. Начало здесь.
Я пытался объяснить, что концепция "ядерной зимы" базируется на бессмысленной наукообразной формуле и преследует скорее политические цели, нежели научные. Это было политикой с самого начала: "ядерную зиму" сопровождала хорошо организованная медиакампания, которую планировали загодя, за недели или даже за месяцы.
Еще одно свидетельство политической природы этого проекта можно обнаружить, если проанализировать то, как апологеты "ядерной зимы" отвечали на критику. В отличие от Ричарда Фейнмана, который в своей обычной грубоватой манере заявил: "Сомневаюсь, что эти ребята знают, о чем говорят", другие видные ученые были куда менее разговорчивы. Как сказал Фримен Дайсон: "Это чудовищно с научной точки зрения, но кто хочет быть обвинен в поддержке ядерной войны?" Ему вторит Виктор Вайскопф: "С научной точки зрения это никуда не годится, но психологически все просчитано верно". Пропагандисты "ядерной зимы" реагировали на публикацию подобных высказываний письмами в редакции, отрицая, что эти заявления вообще имели место, хотя процитированные ученые позже подтвердили свои взгляды.
В те времена многие хотели предотвратить ядерную войну. И если "ядерная зима" выглядит достаточно устрашающе, зачем копать глубже? Кто хочет возразить? Только такие люди, как Эдвард Теллер, отец водородной бомбы.
Теллер сказал: "Хотя любому понятно, что многие детали еще не прояснены и заслуживают более пристального изучения, доктор Саган утверждает, что предложенный им сценарий абсолютно непогрешим". Однако большинству людей тот факт, что ядерная зима - это сценарий, нашпигованный недоказанными предположениями, не кажется важным.
Я думаю, что он очень важен. Отступите единожды от научной истины, приукрасьте истину на пресс-конференции - и все становится возможным. В одном случае вы можете получить повышение антивоенных настроений. В другом - лысенковщину. В третьем - нацистскую эвтаназию1. Если вы заставляете науку служить политическим целям, такая опасность всегда существует.
Вот почему так важно ради будущего науки провести и отстаивать четкую границу между тем, о чем наука может сказать с определенностью, и тем, о чем не может.
Что случилось с ядерной зимой? Когда внимание СМИ переключилось на другие события, этот жесткий сценарий стал выглядеть менее убедительно; Джон Мэддокс, редактор Nature, повторно выступил с критикой; в течение года Стивен Шнайдер - один из ведущих специалистов по моделированию климата - начал говорить о "ядерной осени". А это уже немного из другой оперы.
Заключительный аккорд прозвучал в 1991 году, когда Карл Саган в Nightline2 предсказал, что горящие нефтяные скважины в Кувейте спровоцируют эффект "ядерной зимы", что приведет к "году без лета" и поставит под угрозу сбор урожая чуть ли не во всем мире. Саган так был уверен в своих словах, что даже предлагал изменить планы военной кампании. Но ни один из его прогнозов не сбылся.
Ну и какой урок нам преподнесла "ядерная зима"? А вот какой: если у вас есть слабая гипотеза, подкрепленная красивым названием, жесткой политической позицией и агрессивной медиакампанией, то никто не осмелится раскритиковать ее, и в кратчайшие сроки ваша гипотеза начнет считаться непреложным научным фактом. После этого любая критика пройдет мимо мишени. Война выиграна вами без единого выстрела. Вот в чем состоит урок, и сейчас мы увидим, как хорошо его усвоили борцы с пассивным курением.
В 1993 году EPA3 объявило, что пассивное курение "ежегодно приводит к смерти от рака легких трех тысяч американцев и отрицательно сказывается на здоровье сотен тысяч". В следующем году в свет вышла брошюра EPA, в которой говорилось, что ученые из одиннадцати исследовательских групп договорились и присвоили пассивному курению фактор риска 1,19. Для справки, фактор риска ниже 3 считается слишком незначительным для реакции со стороны EPA или для публикации, к примеру, в Медицинском журнале Новой Англии. Более того, поскольку не было статистической близости с доверительной границей 95 процентов, EPA расширила доверительный интервал до 90 процентов, после чего отнесла продукты пассивного курения к канцерогенам группы А.
Это была откровенно мошенническая уловка, но она подготовила почву для запрета курения в ресторанах, офисах и аэропортах. Калифорния запретила курение в общественных местах в 1995 году. Вскоре никакое заявление уже не казалось чрезмерным. Тремя годами позже газета Christian Science Monitor написала, что "пассивное курение - третья по предотвратимости причина смерти в масштабах нации". Американское онкологическое общество объявило, что от пассивного курения ежегодно умирают 53 тысячи человек. Доказательств этого заявления не существует.
В 1998 году федеральный судья, наконец, разобрался в том, что EPA подтасовывало факты, "пришло к выводам до начала исследований и пренебрегало информацией, сделав выводы на основе анализа выборочных данных". Реакция главы EPA Кэрол Браунер была следующей: "Мы остаемся верны нашим методам, с ними согласны все. Американский народ определенно понимает, что пассивное курение влечет за собой массу проблем со здоровьем". Обратите внимание, как козырная карта консенсуса снова бьет карту науки. В этом случае нет даже консенсуса ученых - Браунер взывает к американскому народу.
Между тем, более крупные исследования не смогли подтвердить связь между пассивным курением и вредом для здоровья. Никакой зависимости не обнаружили и исследование ВОЗ4, проведенное в семи странах в 1998 году, и более поздние исследования, насколько мне известно. А мы все еще читаем, к примеру, что пассивное курение приводит к раку груди. С таким подходом вы можете сказать о пассивном курении все, что угодно.
Как и в случае с "ядерной зимой", плохая наука была использована для продвижения того, что большинство людей считает хорошим курсом. Не буду спорить. Я не хочу, чтобы люди рядом со мной курили. Так кто выскажется против запрета пассивного курения? Да никто, а если и выскажется, то его сразу же нарекут пешкой RJ Reynolds5, "табачным лакеем". Но правда в том, что у нас теперь есть социальная политика, основанная на величайшем суеверии. И мы дали EPA плохой урок того, как вести себя в будущем. Мы сказали им, что мошенничество - это путь к успеху.
К концу двадцатого века связь между чистой наукой и государственной политикой стала очень гибкой. Частично это стало возможно из-за самодовольства ученых, частью из-за недостатка хорошего научного образования в обществе, отчасти из-за расцвета специальных пропагандистских групп, которые достигли невероятной эффективности в привлечении общественного внимания и формирования политики, а во многом, благодаря отказу СМИ выступать в роли независимого эксперта. Когда такие знаменитые институты прессы, как New York Times, больше не отделяют фактическое содержание от мнения редактора, а свободно смешивают их на первой странице, на кого равняться всем остальным?
Итак, в этом эластичном мире, где все позволено, где наука или не-наука - служанка сомнительной государственной политики, мы, наконец, подходим к глобальному потеплению. Я не собираюсь вдаваться в детали описания самого внушительного из демонов, посетивших наш мир. Я лишь хочу напомнить вам, по какому, привычному уже нам сценарию развивались события.
Очевидная неопределенность переменных пала жертвой требований политики и была прикрыта грантами, условием получения которых было обеспечение результатов, требующихся заказчику. Следом шла изоляция ученых, не согласных с такой программой. И характеристика этих ученых как аутсайдеров и "скептиков" (в кавычках), как подозрительных личностей с подозрительными мотивами, лакеев индустрии, реакционеров или попросту психов, которым наплевать на состояние окружающей среды. Вскоре дебаты были окончены, хотя многие видные ученые и чувствовали себя не в своей тарелке из-за того, как все было проделано.
Когда слово "скептик" в науке стало ругательством? Когда потребовались кавычки?
С точки зрения человека со стороны, самое важное новшество в сценарии продвижения идеи глобального потепления состояло в очевидном доверии к использованным компьютерным моделям. Вернемся к "ядерной зиме": тогда компьютерные модели делали выводы более весомыми ("эти результаты были получены с помощью компьютерного моделирования"). Но в этом случае получилось так, что масштабные компьютерные модели стали сами генерировать данные. Компьютерные модели больше не оценивались на соответствие моделям из реального мира: они сами являлись источником данных. Как будто они и есть реальность. Но они не есть реальность, когда речь заходит о прогнозировании. У нас нет данных наблюдений за 2100 год. Есть только запущенная модель.
Я очень хорошо понимаю очарованность компьютерными моделями. Ричард Фейнман называл это хворью. Боюсь, он прав. Потому что принять осмысленное участие в дебатах на тему глобального потепления вы сможете только в том случае, если проводите массу времени, глядя на экран монитора.
Никто не верит прогнозам погоды на завтра. Здесь же нас просят поверить прогнозу на сто лет вперед. И сделать финансовые вложения, основываясь на этом предсказании. Все сошли с ума?
Нужно заметить, что от высокомерия создателей моделей перехватывает дух. В каждом столетии находились ученые, которые заявляли, что знают все. Поскольку климат - хаотическая система, поведение которой никто не может предсказать с уверенностью, значит, все прогнозы, по сути своей, мягко говоря, сомнительны. Но даже если эти модели имеют научное значение, в них все равно не учитываются социологические факторы. Делать какие-либо предсказания о мире, который наступит через сотню лет, просто абсурдно.
Вот смотрите: если я продаю акции компании, которая, по моим словам, станет прибыльной в 2100 году, купите вы их, или нет? Или все же вы подумаете, что это заявление так безумно, что просто не может не быть аферой?
Давайте поставим себя на место людей из 1900 года. Скажем, из Нью-Йорка. Если бы они волновались о жителях 2000 года, о чем бы они думали? Возможно, где люди возьмут достаточно лошадей? И что они будут делать со всем этим конским навозом? Лошадьми в те годы пахло довольно сильно, представьте, сколь ужасным должен был бы стать запах в городах столетие спустя, если бы все человечество продолжало ездить на лошадях.
Но, конечно, через несколько лет никто, за исключением спортсменов, уже не ездил верхом. И в 2000 году Франция получала 80 процентов энергии из источника, который был неизвестен в 1900 году. Германия, Швейцария, Бельгия и Япония получают более 30 процентов электроэнергии из этого источника. Вспомним, что в 1900 году люди не знали, что такое атом. Они не знали его структуры. Они также не знали, что такое радио, аэропорт, кино, телевидение, компьютер, мобильный телефон, реактивный двигатель, антибиотик, ракета, спутник, IBM, TXT, DOC, NATO, HTML, ITU, FIFA, OPEC, UFO, UNESCO, интернет, интерферон, режим instant replay, дистанционный сбор данных, пульт ДУ, быстрый набор, генная терапия, сплайсинг, гены, точечная сварка, наведение по ИК-излучению, двухполюсность, трико, электронная почта, магнитофон, компакт-диск, подушки безопасности, пластиковая бомба, пластик, роботы, автомобили, липосакция, трансдукция, сверхпроводимость, параболическая антенна, аэробика, метод двенадцати шагов, ультразвук, нейлон, вискоза, тефлон, оптоволокно, кистевой туннельный синдром, лазерная терапия, лапароскопия, замена хрусталика, искусственная почка, СПИД. Ни одно из этих слов ничего не значило для человека из 1900 года. Они просто не поняли бы, что вы им говорите.
Так вот. Вы говорите мне, что можете предсказать, каким будет мир в 2100 году. Говорите, что стоит задуматься об этом. Но наши модели могут всего лишь спроецировать настоящее в будущее. Они не могут не ошибиться. Каждый, кто хоть минуту подумает, поймет это.
Напомню, что даже при жизни большинства современных ученых, хватало страшных предсказаний, которые потеряли актуальность благодаря новым технологиям. Я говорю, в частности, о "зеленой революции"6. В 1960-ые Пол Эрлих сказал: "Битва за то, чтобы накормить человечество, закончена. В 1970-ые мир столкнется с голодом, сотни миллионов людей умрут от недоедания". Десять лет спустя он предсказал, что четыре миллиарда человек умрут в 1980-ые, включая 65 миллионов американцев. Как мы знаем, массового вымирания так и не случилось. И судя по всему, не случится. В 1990 году создатели компьютерных моделей климата ожидали, что к 2100 году население Земли достигнет 11 миллиардов человек. Сейчас кое-кто считает, что более корректной цифрой будет 7 миллиардов, но точно не знает никто.
И невозможно не заметить поразительной схожести истории глобального потепления с шаблоном продвижения идеи "ядерной зимы". Как и в случае с "ядерной зимой", в первых исследованиях утверждалось, что неопределенных переменных так много, что достоверно оценить последствия нельзя. В первых сообщениях о глобальном потеплении строго оговаривалось, что можно, а что нельзя определить в отношении долговременных изменений климата. В 1995 году в черновом отчете IPCC сообщалось, что "любые заявления о значительной перемене климата спорны, пока не снижено количество неопределенных переменных, отвечающих за естественную изменчивость климатической системы". И там же: "Нет исследований, в которых с определенностью говориться о том, что все или часть зафиксированных изменений климата вызваны причинами антропогенного характера". Позже эти слова были заменены другими: "Соотношение доказательств наводит на мысль о явном влиянии человека на климат".
Однако очевидно иное: в этом случае наука и политика так тесно переплелись, что отделить их будет очень сложно, почти невозможно. Сторонний наблюдатель мог бы задать несколько вопросов о том, как проводились исследования глобального потепления, например, спросить, предпринимались ли шаги по повышению качества собираемых данных; систематически ли добывалась информация, которая может пролить свет на неопределенные переменные; есть ли у нас хотя бы один незаинтересованный институт для проведения исследований в столь спорной области?
Ответ на все эти вопросы отрицательный.
Когда я думал над тем, как разрешить все эти противоречия, мне пришло на ум, что из цепочки SETI-"ядерная зима"-пассивное курение-глобальное потепление мы можем вынести один урок. Чем дальше, тем больше насущных проблем государственной политики будет связано с технологическими аспектами, проблем еще более серьезных, чем нынешние.
И в настоящий момент у нас нет механизмов получения хороших ответов. Так что я предложу свой вариант.
Раз уж исследование эффективности лекарств двойным слепым методом стало традицией, мы должны использовать эту модель и в других областях. Повышенное использование компьютерных моделей (например, GCM) просто взывает к разделению тех, кто создает модели, и тех, кто проверяет их достоверность. Современная наука - это бизнес, в котором отдельные группы ученых соперничают за получение финансирования. А источником инвестиций слишком часто оказываются организации, заинтересованные в определенных результатах. Для науки это нездоровая ситуация.
Рано или поздно нам придется сформировать независимый исследовательский институт в своей стране. Он должен финансироваться промышленностью, правительством или филантропами, как фондами, так и частными лицами. Деньги необходимо сдавать в общий фонд, чтобы исследователи не знали, кто конкретно оплачивает исследования. Институт должен организовывать больше одной исследовательской группы для проведения изысканий в определенной области и требовать независимой проверки результатов: исследователи должны знать, что их результаты проверят другие ученые. Во многих случаях те, кто выбирает методику сбора данных, не будут сами заниматься сбором данных, а те, кто собирает данные, не будут их анализировать. Отнесись мы в свое время с должным вниманием к данным о температуре Земли, то сейчас можно было бы с большей степенью вероятности оценить реальность угрозы глобального потепления.
Боюсь, теперь, в конце моей литании некоторые из вас, возможно, скажут: "Да в чем, собственно, проблема? Да, мы ошибались. Отдельные ученые переоценили свои выводы и ударили лицом в грязь. Ну и что?"
Я скажу вам что.
В последнее время было множество постмодернистских заявлений о науке. Мол, наука - это всего лишь другая форма грубой силы, разукрашенная баснями о поиске истины и объективности. Наука, говорили нам, ничем не лучше любого другого предприятия. Подобные высказывания бесят многих ученых. Подобные высказывания бесят и меня. Но последние события заставили задуматься, а так ли уж не правы постмодернисты? В качестве примера можно взять реакцию научного сообщества на книжку датского статистика Бьорна Ломборга "The Skeptical Environmentalist".
Научное сообщество откликнулось ткм способом, который можно назвать только постыдным. В профессиональной литературе раздавались жалобы, что у Ломборга нет научной репутации, потому что он никогда не занимался изучением Земли. Его издателя, Cambridge University Press, атаковали требованиями уволить редактора и угрозами бойкота со стороны всех серьезных ученых. Бывший президент AAAS9 спрашивал, как Cambridge мог "опубликовать книгу, которой не коснулась рука рецензента" (на самом деле, конечно, рукопись просмотрели трое ученых-естественников с обеих сторон Атлантики и дружно рекомендовали ее к изданию). Но чего добивались ученые, атакуя прессу? Или научные круги всколыхнула новая волна маккартизма?
Хуже всего повел себя Scientific American, который, казалось, решил доказать верность постмодернистской позиции и продемонстрировать, что суть науки в силе, а не в фактах. Журнал атаковал Ломборга на одиннадцати страницах, отметив всего лишь девять фактических ошибок, хотя и заявлял, что книга "изобилует неосторожными ошибками". Это была жалкая демонстрация, порочная, апеллирующая к чувствам атака, включающая сравнение Ломборга с теми, кто отрицает холокост. Этот выпуск вышел с подписью: "Наука защищает себя от эколога-скептика". Правда? Науке требуется защищать себя? Мы к этому стремились?
Когда Ломборг попросил места в журнале, чтобы ответить критикам, ему предоставили только полторы страницы. Когда он сказал, что этого мало, и поместил критические статьи у себя на сайте, снабдив их пространными комментариями, Scientific American пригрозил, что подаст в суд за нарушение копирайта. И Ломборг убрал эти материалы.
Следующие атаки ясно показали, что происходит. Ломборг был обвинен в ереси. Вот почему ни одному из критиков не потребовалось вдаваться в детали. Вот почему факты не имеют значения. Вот почему они нападали на него, не гнушаясь переходом на личности. Потому что он еретик.
Конечно, любого ученого можно обвинить, как когда-то обвиняли Галилео. Но мне и в голову не могло прийти, что я увижу Scientific American в роли Матери Церкви.
И это называется наукой? Надеюсь, что нет. Но это то, чем она станет, если ведущие ученые не приложат совместные усилия, чтобы провести грань между наукой и политикой. Филип Хэндлер, бывший президент американского Научного сообщества, сказал: "Ученые лучше служат государственной политике, если соблюдают научную, а не политическую этику. Если научное сообщество не может отсеять шарлатанов, то обычному человеку это, тем более, не по силам, а в итоге, пострадают и наука, и народ". Лично я не очень беспокоюсь о народе. Но я волнуюсь за науку.
|
